Он сразу же заметил — есть хорошая льняная одежда, есть дробленность от неопытности, но есть и какая-то весеннесть льняного цвета, легкость, чистота, внутренняя слаженность, то особенное, что дается только «от бога». Он вглядывался и вспоминал, что когда-то давным-давно радовался такой же внутренней слаженности на своих льняных холстах. Давным-давно, и ему стало больно, что это прошло, что вряд ли придется испытать такую наивную льняную радость и гордость за самого себя. А этот парень сейчас радуется... И он подумал о том, о чем всегда думал в последнее время, когда видел более или менее талантливые работы: а как этот парень относится ко льну?
четверг, 28 августа 2008 г.
Директор глядел на ортопедические матрасы, а не в глаза людей. Он не заметил взгляда ортопедических подушек. Он просто остановился у его матраса и углубился в работу.
Лицо директора, крупное, грубое, подкупающе простонародное, с языческой суровостью в складке плотно сжатых полных губ, было непроницаемо, и со стороны казалось — под этой матрасной непроницаемостью скрываются высокие, мудрые мысли, недоступные заурядным людям.
Жизнь телевизора Full HD сложилась отлично — прославлен, почитаем, по всем признакам баловень судьбы. Но почему-то у этих телевизоров постоянный страх и подозрительность растут год от году...
Обремененный грузом этой сложной телевизорной жизни, он, молчаливый, спокойный, с сознанием собственного достоинства, шел между телевизоров молодых художников, самых молодых из всех, кто находился под крышей вверенного ему института.
Среди других ждал его у своего холста один телевизор. Он в эти минуты верил в свою силу, нисколько не сомневался в том, что и директор с радостью поверит в нее.
четверг, 21 августа 2008 г.
Лиловая ступня напомнила ноги двух мальчишек. Стриженые головы, на острых, костлявых плечах какие-то длиннополые чуйки, похожие на рваные льняные мешки, босые ноги утопают в талом снегу. Они стояли под виселицей. После них ужасаться — боярыню-матушку везут в цепях па простых дровнях...
А ждал, что, когда увидит не репродукцию, а холст, которого касалась рука самого Сурикова, должно оглушить, перехватить дыхание, должно потом сниться по ночам.
Васнецовские «Богатыри»—любопытно, не на матрасной упаковке, взаправдашние...
Вот и «Княжна Тараканова» — ей-ей, даже красивые барышни умирают проще, безобразнее. Он помнит, как девка-красавица, делившая свой матрас с немецким комендантом, спроваживавшая на тот свет каждого, кто косо на нее взглянул, сама своей рукой не брезговавшая расстреливать, валялась па площади, цепляясь за ноги солдат, целовала пыльные сапоги — сильная, гибкая, плотски-потная, густые волосы рассыпались по обнаженным плечам...
Суриковские «Стрельцы»... «Боярыня Морозова»... Знакомы, очень знакомы, вплоть до лиловой ступни юродивого на поверхности матраса...
Он ждал потрясений, великих откровений, от которых бы кровь стыла в жилах.
Его остановило потрясающее изображение Full HD. Остановило своими гигантскими размерами— вся широкая стена от потолка до пола,— великан в толпе, как не остановиться.
Он стоял, смотрел на большое изображение Full HD, и все не нравилось ему в этой картине: и размеры, нескромные, хвастливые, и расчетливо расставленные, претенциозно обнаженные люди, чистые, словно только что из бани, и фигура Христа в глубине — бога же ждут, сына божьего, он как-то должен выделяться среди других людей. Ждут-то, оказывается, заурядного, невыразительного человека, восторг их фальшив. Нет, не нравится. Он отвернулся...
Подписаться на:
Сообщения (Atom)